Вторая половина девятнадцатого века оказалась для истории отечественного ваяния менее плодотворной, чем начало столетия.
В России в это время (как и во всей Европе) происходит резкий упадок архитектуры и связанной с ней монументальной скульптуры: на судьбах этих видов художественного творчества, прямо и непосредственно зависящих от характера строительства, от требований и вкусов заказчиков, с особой болезненностью отразилась антиобщественная идеология буржуазии.
Как на Западе, так и в России зодчество утрачивало стилевую цельность, оригинальность. Постепенно исчезли крупные архитектурно-скульптурные ансамбли, которые некогда составляли славу и гордость русского ваяния.
Разрыв связей с архитектурой неминуемо вел к оскудению монументального мастерства скульпторов.
Памятники в городах тогда возводились не так уж редко, но это были либо подражательные эклектические композиции, либо вещи весьма натуралистические, подробно-описательные, лишенные широты обобщения. Удачи были редкостью (например, памятник А. С. Пушкину в Москве работы А. М. Опекушина).
Русские скульпторы второй половины XIX века работали преимущественно в станковых жанрах (ведь и памятники той поры чаще всего представляли собой как бы многократно увеличенные камерные статуэтки). А в русском станковом искусстве тогда поистине безраздельно царствовала сюжетная живопись. Многие ее весьма специфические принципы и приемы механически переносились в ваяние. Из-за этого скульптурная композиция превращалась в некий рассказ со множеством мельчайших деталей и подробностей, что, конечно, противоречило самой природе пластического искусства.
Часто говорят, что заслугой русской скульптуры второй половины XIX века был отход многих ее мастеров от традиционной тематики классицизма, приближение к повседневной жизни народа. Однако это верно лишь отчасти. Ведь такие вещи, как «Первый шаг» Ф. Ф. Каменского, «Крестьянин в беде» М. А. Чижова, «Нищий» Л. В. Позена, «Деревенская любовь» В. А. Беклемишева и другие близкие им по содержанию композиции, повествующие о жизни современников, крестьян и горожан,— всего лишь простодушные жанры. Они рассказывают о повседневных наблюдениях — иногда с нотками сентиментального умиления или сочувствия, но и не более того.
С глубокими общественными и нравственными проблемами, которые так характерны для живописи второй половины XIX века, в скульптуре перекликались лишь произведения одного мастера той поры — М. М. Антокольского. В его работах ощущалось стремление сочетать широту исторических концепций с монументальностью формы. Однако и Антокольский не достигает тех высот пластической гармонии, которая пленяет в работах лучших русских скульпторов XVIII — начала XIX века. Кроме того, расцвет деятельности Антокольского приходится на 1870-е годы. В последние два десятилетия силы его таланта оскудевают, а на смену ему не приходит никто равный по дарованию.
Многое должно было произойти, чтобы русское пластическое искусство вновь вступило в пору расцвета.
И прежде всего — перемены социально-общественного порядка. Ведь скульптура — это по самой природе своей искусство утверждающее, которое почти не знает отрицательных персонажей. Даже идеи разоблачения, обвинения пластика чаще всего воплощает в образах положительного свойства, запечатлевших гнев или страдание, зовущих к борьбе или молящих о помощи. На протяжении многих веков расцвет пластики обычно совпадает с такими этапами истории, когда самый ход общественного развития решительно утверждает тяготение к прекрасному, героическому, когда гражданские и нравственные идеи обретают достаточную зрелость и конкретность, чтобы стать почвой для поисков эстетического идеала.
Духовный опыт XX века, содержащий так мцого трагических оттенков, вовсе не опрокинул верность подобного тезиса. Все, что есть значительного в скульптуре нынешнего столетия, будь то творения Майоля и Бурделя, Деспио и Мура, Голубкиной и Матвеева, Мухиной и Коненкова, Цадкина и Манцу, связано либо с поисками и утверждением гармонического идеала, либо с гневным возмущением против тех, кто повинен в людских страданиях. Чувство идеального и прекрасного предстает в пластике этой поры даже еще более обостренным и энергичным, чем в вещах спокойно-идиллического свойства. Там же, где это чувство ослабевает или вовсе исчезает, происходит разрушение пластического образа, художественной экспрессии и даже просто эмоциональной внятности скульптуры. Закон взаимосвязи всех этих начал именно двадцатый век обнаружил с особой силой и неотвратимостью.
Были в этот период еще и иные особенности, которые оказали значительное влияние на развитие русской скульптуры (так же как и на другие виды изобразительного искусства).
Искусство стремилось понять и показать человека в новых психологических измерениях, обусловленных совокупностью событий общественной жизни.
Предметом напряженных размышлений становился творческий гений человека, который так мощно проявил себя в начавшуюся уже тогда эпоху научно-технической революции.
Получили разнообразнейшие формы эстетического утверждения черты русского национального характера, уклада жизни, исторических судеб России.
В этой связи становится понятным столь распространившийся на рубеже двух веков интерес к традициям русского народного искусства.
Отчетливо национальную окраску получают и поиски «нового стиля» — как в декоративном искусстве и архитектуре, так и в живописи, скульптуре, графике. Сложнейшая проблема этого «нового стиля» (или, как его иногда называют, «модерн») * еще далеко не решена и делать какие-либо категорические выводы на этот счет пока еще преждевременно. Но связь развития скульптуры в эти времена (искусства С. Т. Коненкова в частности) с «модерном» не подлежит сомнению
Все же самым главным моментом в эволюции русского искусства начала XX века, так сказать равнодействующей всех его сил, было, бесспорно, воздействие сложившейся в стране революционной ситуации.
Предчувствие коренных преобразований, которое буквально насыщало воздух России этих времен, сообщило русскому искусству — в лице лучших, талантливейших его представителей — ощущение благодатной исторической перспективы, веру в светлое будущее, в победу справедливости и человечности.
Пусть такое мировосприятие поначалу было несколько смутным и расплывчатым. Оно все же могло оказаться основой для создания образов героических, для воплощения в искусстве широких гуманистических обобщений, для утверждения национального достоинства русского народа. Эти темы и идеи составляют эстетическую основу лучших произведений литературы и искусства России на рубеже двух веков: прозы и драматургии Чехова и Горького, поэзии Блока, картин Серова и Врубеля, музыки Скрябина и Рахманинова, режиссуры Станиславского и Немировича-Данченко, актерского мастерства Качалова и Комиссаржевской, Шаляпина и Неждановой и множества других великолепных завоеваний отечественного искусства.
А.Каменский "Коненков" |